иеромонах Евлогий (Самороковский)

Духовному чаду, рабе Божией Зинаиде, чтобы не унывала.

Светлое утро отца Никандра.

    Огромное оранжевое солнце весело выпрыгнуло из-за горы, как подброшенный чьей-то рукой мяч. Тут же на его ласковый свет отозвался весь мир: засновали по улице машины, засуетился, забегал вечно спешащий куда-то люд, зажужжали насекомые, даже неторопливые вороны закаркали, приветствуя светило. Пошумели немного и полетели за город - завтракать на ближайшую свалку. Наступал новый день. Отец Никандр сидел в плетеном кресле на террасе своих «покоев», так в шутку он называл свой домик, состоявший, между прочим, всего из одной комнаты с печкой, мешал ложечкой чай в большой фарфоровой кружке и просто смотрел на утро… Обыкновение трапезовать по утрам в одиночестве он приобрел еще в молодости и с этой привычкой не расставался. Утреннее одиночество, что может быть лучше и полезнее? Редкие минуты, когда ты один на один с самим собой и долькой лимона, неспешно кружащейся в остывающем чае. Как хорошо все-таки, помолясь, выйти во двор, вдохнуть прохладного утреннего воздуха, еще не нагретого июньским жаром, и на несколько секунд вернуться в беззаботное время, может не детское, а пусть недавнее, когда совсем молодой еще пономарь так же радовался утру, солнцу и колокольному звону, совсем не подозревая, как потом будет тяжко и до слез горько. Тяжко от собственного эгоизма и маловерия, оттого, что столько вокруг беды и нет никакой возможности помочь всем и утешить всех. Горько оттого, что изо дня в день приходится заниматься чем угодно, но не тем, что в данный момент крайне необходимо. Сколько времени потрачено даром и впустую… Господи, помилуй! Многолетние заботы и болезни, Пасхальные ночи и предательства тех, кому верил больше, чем себе, письма духовных чад и ночные звонки недругов дали ему богатый и ничем незаменимый опыт. Тот, который не приобретается в академических кабинетах и не покупается в церковных лавках. Ни за какие богатства мира нельзя получить радость покаяния, не только своего, но и того бомжа, который вчера плакал у аналоя, плакал потому что понял, наконец, кто он и как Бог любит его. До Креста, до Смерти, до Воскресения.… И обиды и боль расставания и горе оттого, что близкий человек вдруг оставляет и делается врагом, радость Крещения младенца и скорбь при погребении ветхой старушки, верой и правдой служившей Богу, все это давало ему возможность и право радоваться. Радоваться каждому облаку, каждой ветке, листику и бабочке, пролетевшей рядом.
    Совсем немного, только несколько минут, и он снова пойдет туда, где суета и тлен, где люди думают, что все на свете можно купить и можно продать, где почти каждый занят только собой, и некогда ему остановиться и взглянуть на солнце, на утренние, непривычно аккуратные, как английский газон облака, на то, как прекрасен все-таки Мир Божий.

Бурея, 4 февраля 2008